История человеческого познания - это ряд, имеющий в пределе бесконечность, а философия пытается до этого предела добраться одним прыжком, коротким замыканием, дающим уверенность в совершенном и непоколебимом знании. Тем временем наука движется мелким шагом, по-черепашьи, а то и вовсе, казалось бы, топчется на месте, но в конце концов добирается до последних рубежей, до окончательной границы разума, проведенной философами, и, не замечая никаких пограничных столбов, преспокойно идет себе дальше.

Ну, разве могли философы не впасть в отчаяние? Одной из форм такого отчаяния был позитивизм с его весьма специфической агрессивностью: он выдавал себя за верного союзника науки, будучи, в сущности, ее ликвидатором. Надлежало подвергнуть примерному наказанию все то, что разъедало и подтачивало философию, обращая в ничто ее великие открытия, - и позитивизм, этот мнимый поборник науки, не замедлил вынести ей приговор, заявив, что наука в действительности ничего не может открыть, ведь она - всего лишь сокращенная запись опыта. Позитивизм попытался осадить науку, заставив ее признать свое бессилие во всем, что относится к области трансцендентного (что ему, впрочем, так и не удалось).

История философии есть история последовательных отступлений. Сначала она стремилась открыть абсолютные категорий мироздания, потом - абсолютные категории разума, а тем временем, по мере накопления знаний, все яснее замечалась ее беспомощность. Ведь каждый философ поневоле объявлял себя самого абсолютным образцом человеческого рода "и даже всех возможных разумных существ. Напротив, наука - это как раз трансценденция опыта, сокрушающая в прах вчерашние категории мышления; вчера пало абсолютное пространство и время, сегодня рушится якобы вечная противоположность между аналитическими и синтетическими суждениями, между предопределенностью и случайностью. Но почему-то ни одному из философов не приходило в голову, что не слишком благоразумно выводить из правил собственного мышления законы, действительные для всех людей и всего человечества - от эолита до эпохи угасания солнц.

Выражусь более резко: подставлять в умозаключения себя в качестве искомой общечеловеческой нормы - значит поступать безответственно. Стремление понять "все", на которое при этом ссылаются, имеет разве что психологическую ценность. Поэтому философия гораздо больше говорит о людских надеждах, страхах, влечениях, чем о тайнах абсолютно равнодушного к нам мироздания, которое лишь однодневкам кажется царством вечных и неизменных законов.

Даже если мы познали такие законы, которых никакой прогресс не отменит, мы не можем отличить их от тех, которые будут заменены другими. Поэтому в философах я видел лишь людей, движимых любопытством, а не глашатаев истины. Разве, формулируя тезисы о категорических императивах или об отношении мышления к восприятию, они начинали добросовестно расспрашивать бесчисленных представителей человеческого рода? Да нет же - они спрашивали себя и только себя, раз за разом короновали собственную персону, выдавая ее за образец человека разумного. Именно это возмущало меня и мешало читать даже самые глубокие философские сочинения: не успев открыть книгу, я натыкался на вещи, очевидные для автора, но не для меня; с этой минуты он обращался только к себе самому, рассказывал лишь о себе, на себя самого ссылался, а значит, утрачивал право высказывать суждения, истинные для меня и тем более - для всех остальных двуногих, населяющих вашу планету.

Как смешила меня, к примеру, уверенность тех, кто заявлял, будто нет иного мышления, кроме языкового! Эти философы не ведали, что сами они принадлежат к определенной разновидности человека разумного, а именно той, которая обделена математическими способностями. Сколько раз, пережив озарение новым открытием, запечатлев его в памяти неизгладимо, я часами искал для него языковую одежду, потому что оно родилось во мне вне всякого языка - естественного или формального.

Мысленно я назвал этот феномен "проступанием истины". Описать его невозможно. То, что проступает из толщи бессознательного и с трудом, постепенно отыскивает для себя слова, словно гнезда, - существует как целое прежде, чем осядет внутри этих гнезд. Но я не сумел бы даже намеком пояснить, в каком, собственно, облике предстает передо мной это без - и предсловесное Нечто (которому предшествует острое ощущение, что ожидание не будет напрасным). У философа, который не пережил этого сам, какие-то важные механизмы мышления устроены иначе, чем у меня; при всем нашем видовом сходстве различие между нами больше, чем хотелось бы подобным мыслителям.

И что же? Решая центральную проблему Проекта, мы очутились как раз в положении философа, со всей его беззащитностью и рискованностью его изысканий. Чем мы располагали? Загадкой и джунглями догадок. Мы выковыривали из загадки обломки фактов, но факты не стыковались, не складывались в прочный массив, способный корректировать наши догадки, и в конце концов мы терялись в чаще гипотез, громоздящихся на гипотезах. Наши конструкции становились все изобретательнее и смелее - и все больше отрывались от тылов, от добытых знаний. Мы готовы были все разломать, нарушить самые святые принципы физики или астрономии, лишь бы овладеть тайной. Так нам казалось.

Читателю, который, добравшись до этого места, все нетерпеливее ждет посвящения в тайну, заранее ощущая приятную дрожь, как перед фильмом ужасов, я советую отложить мою книгу, иначе он будет разочарован. Я не пишу авантюрный роман, а рассказываю, как наша культура была подвергнута экзамену на космическую (или хотя бы не только земную) универсальность и что из этого вышло…

С помощью математики можно сообщить, что ты Есть, что ты Существуешь, - и только. Если хочется большего, без посылки производственного рецепта не обойтись. Но рецепт предполагает технологию, а всякая технология мимолетна и преходяща, это переход от одних материалов и средств к другим. Так что же - описание "предмета"? Но и предмет можно описывать неисчислимым множеством способов. Это вело в тупик.

Несчастный Лейзеровиц был не так уж безумен: периодические "зоны молчания" казались действительно нужными, более того, необходимыми, как прямое указание на искусственность сигнала. "Зоны молчания" привлекли бы внимание сразу. Почему же их не было? Я попытался поставить вопрос иначе: непрерывность сигнала воспринималась как отсутствие информации о его искусственном происхождении. А вдруг именно это и есть дополнительная информация? Что она может тогда означать? То, что "начало" и "конец" Послания несущественны. Что читать его можно с любого места. Эта идея заворожила меня. Теперь я отлично понимал, почему мои друзья так старались ни словечком не обмолвиться о способах, которыми они атаковали Послание. Как они и хотели, я был абсолютно не предубежден. Однако мне предстояла борьба, так сказать, на два фронта. Конечно, главным противником, в намерения которого я пытался проникнуть, был загадочный Отправитель; но вместе с тем, решая задачу, я не мог не думать о том, не иду ли я по пути, уже испробованному исследователями Проекта. Я знал лишь одно: они не получили окончательного результата, то есть не только не расшифровали Послание до конца, но и не смогли доказать, что Послание представляет собой "предмет-процесс". Как и мои предшественники, я считал, что код чересчур лаконичен. Ведь можно было дать какое-нибудь вступление, где просто и ясно объяснялось бы, как следует его читать. Так, по крайней мере, казалось. Однако лаконичность кода не есть его объективное свойство, она зависит от уровня знаний получателя, точнее - от различия в уровнях знаний отправителя и адресата. Одну и ту же информацию один получатель сочтет достаточной, другой - слишком лаконичной. Каждый, даже самый простой, объект содержит потенциально бесконечное количество информации. Как бы мы ни детализировали пересылаемое описание, оно всегда будет для одних избыточным, а для других неполным, отрывочным. Трудности, с которыми мы столкнулись, указывали, что Отправитель обращался к адресатам, по-видимому, более высоко развитым, чем люди на нынешнем этапе их истории.

До тех пор, пока люди, схватив друг друга за волосы и за глотку, пересаживались с верблюдов и мулов на колесницы, телеги, кареты, паровозы и танки, человечество могло рассчитывать на выживание, положив конец этой гонке. В середине века тотальная угроза парализовала политику, но не изменила ее; стратегия оставалась все та же, дни считались важнее месяцев, годы - важнее столетий, а следовало поступать наоборот, лозунг интересов всего человечества начертать на знаменах, обуздать технологический взлет, чтобы он не превратился в упадок. Тем временем разрыв между Великими и Третьим миром все возрастал (экономисты прозвали его "растягивающейся гармошкой"). Влиятельные особы, державшие в своих руках судьбу остальных, говорили, что понимают это, что вечно это продолжаться не может, - но не делали ничего, как бы в ожидании чуда. Следовало координировать прогресс, а не доверяться его автоматически возрастающей самостоятельности. Ведь безумием было бы верить, будто делать все, что только возможно технически, - значит вести себя мудро и осторожно; не могли же мы рассчитывать на сверхъестественную благосклонность Природы, которую мы сами превращали в пищу для своих тел и машин и все глубже впускали в недра цивилизации. А вдруг окажется, что это - троянский конь, сладкий яд, убивающий не потому, что мир желает нам зла, а потому, что мы действовали вслепую? Обо всем этом я не мог не думать, размышляя о двойственности Послания.

Но как оно было в действительности? В каком-то уголке Галактики появились некогда существа, которые осознали феноменальную редкость жизни и решили вмешаться в Космогонию - чтобы подправить ее. Наследники древней цивилизации, они располагали чудовищным, невообразимым запасом познаний, если сумели так безупречно объединить жизнетворный импульс с абсолютным невмешательством в локальный процесс эволюции. Творящий сигнал не был словом, которое становится плотью; он ведать не ведал о том, чему предстояло возникнуть. В основе своей процедура проста, только повторялась она в течение времени, сравнимого с вечностью, образуя как бы широко раздвинутые берега, между которыми - уже сам по себе - и должен был развиваться процесс видообразования. Поддержка была предельно осторожной. Никакой детализации, никаких конкретных указаний, никаких инструкций, физических или химических, - ничего, кроме повышения вероятности состояний, почти невозможных с точки зрения термодинамики.

Я пишу здесь об этом, ибо уверен, что Отправители отлично информированы о состоянии дел во всей Галактике. Но я как раз не считал, что конец света станет следствием какой-то особой "злобности" человека.

Дело обстоит так: каждое планетное сообщество переходит от состояния разобщенности к глобальному единству. Из орд, родов, племен образуются народы, государства, державы - вплоть до объединения всего вида. Этот процесс почти никогда не приводит к появлению двух, равных друг другу по силам соперников накануне окончательного объединения. Куда чаще, должно быть, мощному Большинству противостоит слабое Меньшинство. Такой исход гораздо более вероятен, хотя бы ввиду чисто термодинамических соображений; это можно доказать путем вероятностных расчетов. Идеальное равновесие сил, их абсолютное равенство, настолько маловероятно, что практически невозможно. Породить его может лишь крайне редкое стечение обстоятельств. Объединение общества - это один ряд процессов, а накопление технических знаний - другой ряд. Объединение в масштабах планеты может не состояться, если будет преждевременно открыта ядерная энергия. Обладая ядерным оружием, "слабая" сторона уравнивается с "сильной" - каждая из них может уничтожить весь свой вид. Конечно, объединение общества всегда происходит на базе науки и техники, но возможно, что, по общему правилу, открытие ядерной энергии приходится на период, когда планета уже едина, и тогда оно не имеет пагубных последствий. "Самоедская" потенция вида (то есть вероятность совершения им невольного самоубийства), безусловно, зависит от количества элементарных сообществ, располагающих "абсолютным оружием". Если на какой-то планете имеется тысяча конфликтующих государств и у каждого - по тысяче ядерных боеголовок, вероятность перерастания локального конфликта в планетный апокалипсис во много раз выше, чем там, где антагонистов лишь несколько. Следовательно, судьба планетных цивилизаций в Галактике решается соотношением двух календарей - календаря научных открытий и успехов в объединении локальных сообществ. По-видимому, нам, на Земле, не повезло: мы слишком рано перешли от доатомной цивилизации к атомной, и именно это привело к замораживанию статус-кво - пока мы не обнаружили нейтринный сигнал. Для объединенной планеты расшифровка Послания стала бы шагом к вступлению в "клуб космических цивилизаций". Но для нас это звонок, извещающий, что пора опускать занавес.

…Я их прекрасно понимаю. Проект был прецедентом, в котором, как в матрешке, скрывались другие прецеденты, с той только разницей, что никогда доселе физики, технологи, химики, ядерщики, биологи, информационщики не располагали таким предметом исследований, который не был чисто материальной, то есть природной, загадкой, а был Кем-то умышленно создан и послан - причем Отправитель должен был приноравливаться к неведомым адресатам. Ученые воспитаны на "игре с Природой", которая никак не является сознательным противником; они не допускают возможности, что за исследуемым объектом на самом деле стоит Кто-то и что понять объект можно лишь в той мере, в какой удастся постичь ход рассуждений этой - совершенно нам неизвестной - сознательной первопричины. Так что, хотя они знали и даже говорили, что Отправитель реален, весь их жизненный опыт, их профессиональная выучка говорили им обратное. Физику и в голову не придет, что Кто-то нарочно расположил электроны на орбитах так, чтобы люди ломали себе голову над их конфигурациями. Он прекрасно знает, что гипотеза о Создателе Орбит в физике абсолютно излишня, более того, недопустима. Но в Проекте недопустимое оказалось реальным, а физика в обычном своем виде стала непригодной; это было прямо-таки пыткой. Сказанного, я уверен, довольно, чтобы понять, что мое положение в Проекте было достаточно обособленным (разумеется, в общем, теоретическом смысле, а не в смысле административно-иерархическом).

…Нам нужно время, а его у нас больше не будет. Я всегда повторял: если бы у наших политиков хватило ума попытаться вытащить из этой ямы все человечество, а не только своих, мы бы, глядишь, и выбрались. Но только на опыты с новым оружием всегда находятся средства в федеральном бюджете. Когда я говорил, что нужна "аварийная программа" социоэволюционных исследований, а для этого - специальные моделирующие машины, и средств на это понадобится не меньше, чем на создание ракет и антиракет, мне в ответ только усмехались и пожимали плечами. Никто не принимал моих разговоров всерьез, и все, что у меня осталось, - это горькое удовлетворение от сознания своей правоты. Прежде всего следовало изучить человека, вот что было главной задачей. Мы не сделали этого; мы знаем о человеке недостаточно; пора наконец в этом признаться.

Мы, как улитки, прилепились каждый к своему листку. Я отдаюсь под защиту своего специфического юмора и повторяю, когда и он не спасает, последнюю строфу стихотворения Суинберна:

Устав от вечных упований,
Устав от радостных пиров,
Не зная страхов и желаний,
Благословляем мы богов
За то, что сердце в человеке
Не вечно будет трепетать,
За то, что все вольются реки
Когда-нибудь в морскую гладь...
В этом документе, в качестве послесловия, и предисловия впрочем /так как предисловия, как впрочем и послесловия писать не умею/ - я поместил выдержки из Книги, Уважаемого мной Станислава Лема - ,,Глас Господа,,. - Книги которого я очень люблю читать с самого детского возраста, ибо у Станислава Лема, очень классный юмор, и от чтения Его Книг, я всегда получаю огромный кайф, и много смеюсь в процессе чтения… - Выдержки эти по той теме, о которой я много думал, как бы написать какой то серьёзный и компетентный документ… - Но поскольку, серьёзные документы я писать не умею, а всегда когда писать начинаю серьёзно, и компетентно /хотя Женщины, с которыми я жил, и которых люблю, всегда смеются, если я им говорю о том, что вот сейчас сяду, и напишу серьёзный и компетентный материал…/ - и вот, когда я сажусь, за письменный стол, на котором стоит, пепельница с окурками сигарет, жёлтая печатная машинка, на которой я печатаю свои работы… и начинаю стучать по клавиатуре компьютера, то действительно… - начинает получаться очень серьёзный и компетентный материал… то я куда то улетаю… - и тут то, в процессе этого улёта… мне обязательно встретятся по дороге… - или Винни Пух, или Пятачок, или Слон мимо пролетает, размахивая ушами крыльями… - или Пегас скачет по звёздному небу, мимо предательских черных иль белых дыр, к своим любимым Музам… - И конечно же, - при встрече со старыми Друзьями, мы останавливаемся, забываем про наши серьёзные и компетентные дела… - и начинаем болтать о том… о сём… - рассказываем друг другу стихи и смешные анекдоты… - вспоминаем, что, что то давно Маленький Принц с Розой, не дают о себе знать… - Письма не пишут /хотя что им стоит написать пару строк - тем более, что сейчас технический прогресс, компьютеры разные появились с интернетами - и электронной почтой, и телефоны мобильники, почти у каждого в кармане сейчас /и Винни Пух, при этих словах, вытаскивает и кармана мобильник, и начинает мне хвастаться, что у него теперь есть мобильник, который ему подарили… - ибо мобильник, который он купил на базаре, оказался слишком заморочным, и он никак не мог врубится, как там всё функционирует, и он его подарил… - А на этом простом мобильнике, он уже научился звонить и отправлять SMS ки - И вот уже в Бремен позвонил Кристоферу Робину и Кролику, которые в Бремене в командировке, написал короткий текст, что бы они проверили эту информацию, и уже получил ответ…/ - и написать пару другую строк, - говорит Винни Пух, - по факсу или электронной почте, было бы нетрудно… - или по мобильнику написать пару строк…/ - и потом кто то вспоминает, что как то Карлсон, который живёт на крыше, и который знает все новости… - так как постоянно летает воровать булочки у Тёти Фриды, и подслушивает, о чём она там беседует, с Дядей Клаусом… - что Карлсон говорил… /ну, я тут не буду писать о том, о чём говорил Карлсон, который живёт на крыше - ибо это секрет…/ - и вот тут то мы решаем слетать к Карлсону и потом вместе нагрянуть в гости к Маленькому Принцу с Розой, и садятся с Винни Пухом, Пятачок и Ослик Иа, на Пегаса… - который в другой раз полетит к своим Музам, ибо он передумал и решил за компанию слетать к Принцу с Розой… - А я же сажусь на мотоцикл ибо, хотя можно было на Пегасе вместе слетать… - но на мотоцикле мне больше по кайфу… - Винни Пух звонит по своему мобильнику, Карлсону, - который хвастается ему, что сейчас, на своей крыше лопает варенье, которое он спёр у воришек, которые украли это варенье у Карабаса Барабаса, который утащил эту банку варенья, у пьяного Дуремара, когда тот лежал в полной отключке на берегу пруда, в котором Черепаха Тортилла спрятала золотой ключик… - и варенье это поставил в холодильник, который спёр в доме, которые построили Дзен и Чан… - А Карлсон, который живёт на крыше, всё это видел, всю историю, с самого начала… - И как только пришло нужное время, спёр это варенье, и лопает его, с какой нибудь наверное симпатичной спутницей, в которую влюблён… - Короче, - Карлсон говорит Винни Пуху, что ему нужно доесть варенье, и слетать с Дамой к ней домой… - и он присоединится к нам по пути… - И вместе с такой клёвой компанией, мы мчимся в гости… - к Принцу с Розой… - Пегас скачет галопом по звёздным нивам… - я газую на своём мотоцикле, выпуская сизый дым из глушителей, который рассеивается в галактиках и межзвёздных пространствах /самый прикол в том, что астрономы, которые наблюдают в своих обсерваториях, в окуляры своих амперметров с многократным увеличением, за рассеивающимся дымом из глушителей моего мотоцикла, потом пишут, что они наблюдали за млечным путём, называемым на профессиональном сленге астрономов ,,крышей,,… - и эта крыша поехала… - куда то в другую пространственно временную перпендикулярно прямую галактику/… - Ну и там, когда мы такой тусовкой приезжаем в гости, тут начинаются объятья, поцелуи, пожимания рук… - гонки с препятствиями, на мотоцикле… - в общем время проводим как всегда, весело и нескучно… - /кстати - Пегас всегда говорит в таком случае, что в другом воплощении, он уже не будет Пегасом, так как на мотоцикле, он не может сейчас кататься, в силу своих физиологических особенностей организма - а покататься хочется - и я думаю, что в другом воплощении, мы с ним погоняем на мотоциклах…/
…Ну, в общем, что-то я начал писать тут компетентный материал, и куда то улетел, и начал как всегда дуру гнать… - и так и не написал серьёзный и компетентный материал, который хотел написать… - И памятуя о таких своих психических предпосылках, заставляющих меня всегда куда то улетать… - Памятуя об этом, я просто взял Книгу, Уважаемого мной Станислава Лема - который очень хорошо написал на те темы, на которые и я хотел написать серьёзно… - С удовольствием перечитал эту Компетентную и Серьёзную книгу, получив огромный кайф, от специфического юмора Станислава Лема… - И решил, что лучше, чем написал Станислав Лем, на эту тему, - я не напишу… - И выбрал части с этой Книги, соответствующим темам работы, которой я занят… - и вставил эти части в этот документ. /ибо просто не представляю, что можно написать лучше и компетентней, на те темы основной моей деятельности, /о смысле, и цели которой можно понять по текстам приведённым выше/ - на которые я хотел бы написать, но как написал выше, не в состоянии в силу своего мировосприятия… - Просто не представляю, что можно написать лучше того, что написал Уважаемый мной Станислав Лем…/ - ибо Главный Врач, нашего круглотреугольношароквадратноперпендикулярнопрямого сумасшедшего дОма, дал мне задание, что бы я написал сам, и собрал все материалы, какие я сочту нужным /соответствующие очень строгим критериям оценки информации, для самостоятельного анализа нашими пациентами, применяемым в нашем Благовещенском на Амуре сумасшедшем дОме/ - дал мне такое задание, и разрешил использовать части из Книг тех Аваторов, которые соответствуют этим строгим критериям оценки информации… - И Главный Врач нашей психушки, сказал, что все вопросы с авторскими правами на включение мной частей из Книг разных Авторов, он уладит.
С Уважением, и пожеланием Любви и Справедливости
АнатолийНаделяев.
Тут ссылка на Книгу Уважаемого Станислава Лема ,,Глас Господа,,.
____________________
P.S. - от Анатолия Михайловича *** - заведующего психиатрическим отделением Благовещенского сумасшедшего дОма.
Анатолий и сам планирует встретиться с Уважаемым Станиславом Лемом, и личным образом это разрешение хочет получить / и не только с ним, планирует встретиться, а и с другими Авторами/ - Ибо Главный Врач, нашей больницы по своим каналам регулирует эти вопросы, а Толя хочет лично засвидетельствовать Уважение к Автору, - Книги которого любит читать с детского возраста. - Так что на тот год, планирует он заехать к нему, на своём мотоцикле, ибо планирует очередное мотопутешествие… /в этом, 2004 году… по объективным причинам, Анатолий, к Уважаемому Станиславу Лему, не заехал/ Ну, в общем, - тут не получилось послесловия, такого, какое пишут настоящие писатели, но Вы уж простите, Наделяева Анатолия, из Благовещенского на Амуре круглотреуголношароквадратноперпендикулярнопрямого дОма - Нормальные документы у него не получаются печатать, о чём он написал выше… - Я думаю, что это из за жёлтой печатной машинки, на которой он печатает свои работы… - ибо жёлтый цвет, /определённые части спектра/ - является признаком мыслителей и сумасшедших… - И про Толю многие с детства говорили, что он придурок и чёкнутый… - на что он шутит, что это не оскорбление, а комплимент…
С Уважением и пожеланием Любви и Справедливости… Заведующий психиатрическим отделением Благовещенского на Амуре круглотреугольношароквадратноперпендикулярнопрямого сумасшедшего дОма.
Анатолий Михайлович***
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Хостинг от uCoz